Дедушка разговаривает бессвязными предложениями, иногда не осозноваемыми даже им самим. Остатки прошлых воспоминаний крошатся, переплетаются с непредсказуемой интерпритацией услушанного и увиденного в настоящем, и вот случайным образом всплывает из глубин поврежденного разума очередной вопрос. "На пункте вахтер спросил пропуск?" - кивая на окно.
- Что? - всегда нужно осторожно переспросить. Возможно, он просто хочет чаю.
- Вон в том общежитии. Вахтер пропустил, когда шла? - и напряженно ждет ответа.
Что ему сказать? Что за окном школа, что я не была ни в каком общежитии? Он не поверит, лишь рассерженно махнет рукой: "что ты путаешь, врешь", и крепко зажмурится, сдерживая слезы.
Я лаконично отвечаю "нет", что является почти правдой. Вахтер действительно ничего не спрашивал, когда я шла.
- Что? - не расслышал, наверное.
- Нет, не спрашивал!
- Что спрашивал? Я?
- нет, дедушка, я. - вздыхаю.
- А-а! Ну ясно, ясно. - успакаивается он.
- Марсик, Марсик! - зовет собаку.
- Папа, Марсик умер уже давно.
- Да нет же! - отмахивается от нас, и протягивает куда-то в пустоту кусочек печенья.
Потерянно бродит по квартире, зовет Марсика; устав, садится на скамеечку в прихожей и вдруг испуганно вскрикивает: "Убежал! Марсик убежал...."
А иногда бывают дни яснее других.
Морщась от головной боли, жалуется: "Мешает!"
- Что мешает, дедушка?
- Как что?! Тебе сколько лет?
- Двадцать четыре...
- А мне восемьдесят! - и отворачивается к окну.
Это неправда. Ему уже восемьдеся три.
Трудно понять, в каком мире он живет. К нему часто приходят в гости какие-то люди, которых никто кроме него не видит. Маленькие дети бегают по коридору, и что-то "крутится в шкафу". Иногда он не верит, что находится в своей квартире, и спрашивает, когда же мы пойдем домой. Что за мысли роятся в его угасающем сознании?
- Не хватает! - с отчаянием в голосе прячет лицо в ладонях и качает головой.
- Чего не хватает, дедушка?
- Счастья на всех не хватает...